Франциска зашла в помещение. Оно было практически пустым, если не считать валяющуюся Наталью. Эрцгерцогиня аккуратно прошлась к её койке, чтобы не поднимать лишний шум, вложила письмо в руку спящей Решетниковой. После чего, все той же аккуратной и лисьей походкой, стала выходить из медотсека. Но её взгляд задержался на иллюминаторе, и она остановилось. Море. Франци нервно протрясло. Она впервые за сегодня поняла, что летала днем... и видела дневное море.

Франци закрыла глаза, и улыбнулась. А затем подошла к койке, подтащив себе стул, и села. Взяв за руку Наталью, она тихо и мелодично сказала:
- Я здесь. Я постараюсь не уходить столько, сколько могу. А ты говори тихо,- она приложила руку ко лбу ранненой,- ты сделала очень много, тебе надо отдыхать.

Франциска зачитала ей текст письма, после чего обратно вложила ей в руку:
- Оно твое, прийдет время, прочитаешь сама. Что-либо еще хочешь сказать? Может передать кому-что либо?
Она взяла её руки, и сложила их своими, попути постепенно начиная вспоминать моменты из своей жизни. Жестокий до невозможности Торбук... крайние пески пустыни. Уничтоженные колоны.
"Все что я хочу - чтобы это закончилось. Земля истрадалась, как и её народ". Перед её взором промелькнул Неурой, которому она вернула ядро. Не знала Франциска, что её двинуло так сделать. Может простое понимание того, что все они - обманутые солдаты никому не нужной войны? Или же это действительно было её сердце. Сердце, приказавшее показать кристалическим сорванцам, что люди способны на благородство.
Отец рассказывал, когда они посещали дворец императора, и её представляли самому монарху Австрии. "Ты можешь вести солдат в бой. Но ты поймешь, что все они разные. Нет войн для истинно благородных, пусть то интриги, которых ты избегаешь, или поле битвы, к которому у тебя влечение. И если наступит момент умирать, помни о том, что есть в тебе. Я точно знаю, что ты не будешь грабить. Ты умрешь во имя светлых чувств. А вспомнят ли о тебе... вопрос сложный. Но по крайней мере, ты отойдешь в мир иной с чистой душой. А сейчас пойди, и представся главному члену нашей семьи. Быть может, ты и сама когда-нибудь займешь этот трон".
Франци постепенно крепче обнимала руку Натальи, наклоняя голову вниз.

- Да вроде как отбились. Неурои сами принялись отступать. А все что ты сказала - я сделаю,- Франциска кашлянула,- вот, видишь, сама ничерта не здоровая. Кашлянул кто-то на меня, такой нехороший.
Франциска положила её руки обратно, и спросила:
- Что-нибудь еще? А то... надо бы сходить в рубку и узнать обстановку. Просто не сдержалась, решила тебя посетить.

В сторону медблока крались две тени... Крались упорно и честно, так, что о их присутствии знало полкорабля. Наконец дверь приоткрылась и из-за нее поочередно высунулись две головы, Мира и Марта. Посмотрев, есть ли кто-то в зоне операции и никого не увидев, две диверсантки уже не скрываясь двинулись к койке Наташи, пытаясь на ходу определить, спит Решетникова или нет. В руках либерионки была широкая плитка настоящего карлсландского шоколада, в руках фрау Рихтер же была бутылка шампанского и из карманов выглядывало два здоровенных, похожих на карликовые дыни, апельсина.
- Кажется все-таки спит... Давай оставим гостинцы и тихонько свалим, чтобы не разбудить ее? - Шепотом предложила Мира. Марта кивнула.
- Чувствую, доктор нас по головке не погладит, если мы ее разбудим. Мне-то вообще еще и от братика достанется, он последнее время жутко строгий стал, прямо настоящий мужчина... - На последних словах Марта тихонько чихнула от смеха. Груз девочки сгрузили на прикроватную тумбочку, а сами стали аккуратно прислушиваться. Наташа вроде бы дышала ровно и глубоко, значит наверняка спала. Да и лицо у нее во сне выглядело очень умиротворенным и милым, что будить еще больше не хотелось. Диверсантки тихонько двинули к выходу.